В конце восьмидесятых годов, на фоне общего экономического упадка и нарастающей социальной нестабильности, жизнь в Казани приобретает особые, жесткие черты. Пока взрослое поколение поглощено борьбой за элементарное выживание, подростковое сообщество организуется по своим, почти средневековым законам. Улицы, дворы и целые кварталы становятся предметом ожесточенного противостояния молодежных банд, для которых контроль над "своим" асфальтом – вопрос чести и главный смысл существования. В этом суровом мире, где материальные блага практически недоступны, высшей ценностью становятся свои правила: круговая порука, верность своим и несокрушимость слова пацана, которое ценится выше любой официальной клятвы. Для многих подростков эта уличная иерархия и братство становятся единственной доступной формой социальной защиты и самоидентификации в условиях всеобщего хаоса.
Центром этой истории становится четырнадцатилетний Андрей, мальчик из интеллигентной семьи, чья жизнь до определенного момента текла по совершенно иному руслу. Он посещает музыкальную школу, живет в мире, ограниченном заботой матери и обществом младшей сестренки, далеком от брутальных реалий улицы. Судьбоносный поворот происходит, когда Андрея просят помочь с английским языком его сверстнику Марату – закоренелому гопнику, состоящему в одной из влиятельных местных группировок. Это вынужденное общение становится для Андрея окном в другой мир. Общаясь с Маратом, он сталкивается с иной системой ценностей, где сила, уличная смекалка и верность своим противопоставлены его прежней "правильной" жизни. Постепенно Андрей начинает ощущать ограниченность и неполноценность своего существования, его прежний статус "чушпана" – человека, не принадлежащего к сильному уличному братству, – становится для него невыносимым. Внутренний протест и жажда настоящей, по его новым представлениям, жизни приводят к радикальному решению: Андрей сознательно порывает с прошлым и делает шаг в неизвестность, вступая в банду, чтобы обрести новую идентичность и свое место под солнцем этого жестокого, но понятного ему мира.